Армянофобия – институциональная часть современной азербайджанской государственности[53] – зарождалась и развивалась среди закавказских татар в XIX-XX веке по той же спирали, что и антисемитизм в России. То есть речь идет о глубинном отторжении в контексте восприятия сегодняшними азербайджанцами армян как образованных, успешных, богатых, существование которых «лишило» всех этих благ «коренное» большинство, превратив их в «необразованных», «обездоленных», «нищих» т.п.
Армяне исторически сыграли роль оси, вокруг которой строилась этническая, национальная самоидентификация азербайджанцев[a]. На каждом отрезке истории в устах публицистов, общественных деятелей или исследователей «мусульманство», как общность, сравнивалось и противопоставлялось армянам.
Относительно обеспеченное, более образованное армянское население воспринималось местными мусульманами как чуждое, враждебное, представляющее собой не столько угрозу выживанию популяции, сколько источником постоянного ощущения «униженности», которое усугублялось сатирическими и публицистическими произведениями немногочисленной мусульманской (азербайджанской)[b] интеллигенции.
В многочисленных произведениях писателей, публицистов, памфлетистов, сатириков, изобличающих собственную отсталость, мракобесие, отсутствие национального самосознания, в основном используется сравнение и противопоставление с армянами, реже – с русскими и евреями, но далеко не в пользу мусульман (азербайджанцев).
В целом восприятие армян азербайджанцами можно разделить на три основных уровня:
- «Идеализация» и «эталонизация».
- «Уравниловка».
- «Уничижение» и «отрицание», граничащее с откровенно ксенофобской и армяноненавистнической политикой.
Досоветский период
В конце XIX – начале XX веков в представлении писателей, публицистов, деятелей культуры, которые четко обозначали грань между армянами и местным мусульманским (азербайджанским) населением, армяне воспринимались в качестве эталона и примера для подражания, что отчетливо прослеживается в трудах азербайджанской интеллигенции.
Самокритика, базирующаяся на сравнении с армянами, выражается во всех значимых сферах общественной и социальной жизни. К началу XX века образование среди мусульман (азербайджанцев) находилось в зачаточном состоянии, тогда как в тех регионах, где присутствовало армянское население, уже к середине XIX века существовали начальные школы, предусматривающие совместное обучение детей. В Шемахе, например, школа действовала с 1863 г. Необходимость обучения детей воспринималась местным мусульманским населением как «чуждое», не отвечающее привычным традициям, и приводила к еще большему отчуждению армян.
В 1875 году Гасан бек Зардаби[c] обращался к своим соотечественникам со словами: «Мусульмане! Неужели вы не сожалеете о том, что весь мир, даже наши соседи, стремятся к просвещению, а мы стоим на месте, требуя «положить его нам в рот и прожевать»! Мусульмане, думающие о судьбе нации, откройте глаза!..»[54].
Это сравнение и стремление образовать и подтянуть мусульман (азербайджанцев) до уровня армян вызывало у местного населения во главе с духовенством резкое отрицание и агрессию по отношению к армянам. Духовенство стремилось удержать население в рамках уммы[d], а интеллигенция боролась за зарождение этнического самосознания. Учитывая фактор необразованности, выбор был не в пользу интеллигенции и, соответственно, армян. Последние рассматривались в качестве катализатора и виновника всех бед, связанных с изменениями.
Вот как описывает сравнение мусульман (азербайджанцев) и армян известный композитор Узеир Гаджибеков[e]
«Послушай, друг мой, армянский и русский ребенок до 7 лет не ходит в ишколу, остается и воспитывается у себя дома. Мусульманский же ребенок и до 7-и, и до 8-и, и до 9-и лет не ходит в ишколу и остается дома. <…> Армянского и русского ребенка дома воспитывает грамотная и образованная мама, вовремя укладывает спать, вовремя отпускает гулять на свежем воздухе, занимает свободное время ребенка игрушками, полезными как для духа и нравственности, так и для физического здоровья. Уши этого ребенка не слышат ни одного плохого и вредного слова. Что же он слышит? Музыку, прекрасную для души и здоровья, рассказы, поэмы и легенды, написанные специально для детей известными педагогами, правильные и наставительные речи своих родителей, разговоры культурных и образованных гостей их домов. Что они видят? На стенах их домов вывешены картины, ублажающие взор, изображения цветов, на столах красиво иллюстрированные журналы и книги, с четырех сторон их окружают чистота и порядок и т.д. <…> А наши дети? Не приведи Аллах. Все, что они слышат, это грязная ругань и нецензурщина, интриги и нечестивые слова, увиденное же ими – это плохие дела их взрослых, окружает их повсеместно грязь и нечистоты, места, где они играют, в пыли и в земле, а игрушками им служат … душить кошек, бить собак, обливать мышек нефтью и сжигать»
Следует отметить, что параллели между армянами и мусульманами проводились не с целью «возвышения» армян над мусульманами, а, наоборот, выражали горечь, что «мы не такие, как они», «надо быть такими, как они», «мы ничего не делаем, чтобы стать образованнее, цивилизованнее, как/чем они».
Мирза Алекпер Сабир[55]
Слава богу, не армяне, чтоб сынка образовать
Вон, взгляни, каков в натуре наш хваленый дылда зять
Он зубрил, учился в школе, а чего нам с зятя взять?!
Нет, не дам учить малютку! Он еще у нас малыш!
Пусть сынишка сквернословит, он еще у нас малыш!
25 августа 1908г
Но эффект получался обратный – фобии в отношении армян не только не сходили на нет, а, наоборот, подогревались и усиливались. Учитывая фактор неграмотности населения, можно сказать, что непосредственной связи «народ – интеллектуальная элита» практически не существовало, и осуществлялась она опосредованно через духовенство или власть, защищающую интересы экономических структур, заинтересованных как в сохранении уровня безграмотности, а значит, в управляемости масс, так и в устранении конкурентов в лице армян.
«За время пребывания в Баку меня чрезвычайно поразило ожесточение иностранцев против армян, кроме двух-трех случаев, их симпатии целиком были на стороне татар. Признаюсь, такое единодушие произвело на меня впечатление. Приехав на Кавказ без всякой предвзятости, я уже начал склоняться к мысли, что страдания армян сильно преувеличены европейской прессой, а на татар она напрасно клевещет. Агаев, которого я навестил, убедительно доказывал правоту татар, тогда как англичане, русские и прочие сторонние наблюдатели были почти единодушны в своем осуждении армян. Даже простые русские солдаты и полицейские на вопрос, кто виноват в беспорядках, отвечали без тени сомнения: “Армяне”. Там, где расовая и религиозная вражда раскалилась добела, трудно сразу взвесить все “за” и “против”. Волей-неволей приходится полагаться на суждения тех, кто хорошо знает край и кажется нейтральным. Но постепенно я приходил к заключению, что иностранцы не столь уж беспристрастны, как кажется поначалу. Не говоря уже об умении мусульман производить впечатление: на позицию иностранных финансистов и предпринимателей влияет их конкуренция с армянами. Если б не армяне, иностранцы прибрали бы к рукам всю здешнюю нефтяную промышленность, вместо этого им приходится иметь дело со способными, энергичными, предприимчивыми соперниками <…>
Все вышесказанное объясняет ожесточение иностранцев против армян. Один видный промышленник-англичанин прямо заявил мне, что всех армян необходимо уничтожить»[56].
Зарождающаяся мелкая буржуазия под чутким руководством пантуранистических идеологов использовала обстоятельство неграмотности населения в своих целях – консолидации разноплеменного населения вокруг идеи не общей веры, но единой этнической самоидентификации, базирующейся на образе врага-армянина. Образ врага в лице армян стал тем импульсом, который был необходим для консолидации общества и формирования этнических признаков[57].
В ходе армяно-татарских столкновений 1905-06 гг. А. Агаев писал: «Именно благодаря этим столкновениям все татары Закавказья стали понимать, что они принадлежат одному роду и связаны друг с другом тесными узами, что нет никакой разницы между татарами, будь то в Нахичеване или Баку»[58].
Корреспондент «Кавказского слова» С.Рафалович вспоминал:
«В моем присутствии министр внутренних дел Бебуд Джеваншир говорил: “Сегодня у меня был Тагионосов. Я ему сказал, что в интересах армян ко мне не являться и не ходатайствовать. Когда я разговариваю с армянами, во мне подымается такое озлобление, что я сам себя не помню, и это, конечно, ухудшит положение армян”. Тогда Бебуда Джеваншира спрашивают, почему же в таком случае он принял такой ответственный пост министра внутренних дел: “Что вы – отвечает Джеваншир, – да я ведь попал в министры только для того, чтобы разделаться с армянами”»[59].Доктор Хосров бек Султанов (министр земледелия и государственных имуществ) и другие открыто говорили, что в Азербайджане или вовсе не будет армян, или же они будут на положении турецкой райи (существ бесправных). «Армянам у нас делать нечего, пусть уходят к себе», – говорили господа из числа ярых националистов[60].
Асад Караев: «Ваши удачи очень радуют нас. Мы вовсе не сомневаемся, что отпущенные из Баку около 100 миллионов не пойдут без пользы. Пусть Аллах благословит силу денег, которые делают больше, чем сильные войска. Те, которые знают психологию армян, они всегда станут хозяевами их. Нет армянина, чтобы он деньгами не продал все. Эта нация, кроме денег, не признавала никакой святыни. И этим-то можно объяснить большое количество армян-шпионов, агентов, ни в какой стране нельзя деньгами делать то, что у армян. Это факт. Несчастных (бедных) евреев напрасно обвиняют в этом»[61].
ХХ век. Советский период
С повышением уровня образованности, при равных условиях и отсутствии необходимости личного участия в процессе обретения образования, этнонима, алфавита[f], создания историографии и пр., в контексте риторики, диктуемой эпохой, армяне стали рассматриваться в качестве «достигнутой вершины». Это нашло отражение в тезисе «армяно-азербайджанского равенства и братства», «вековых друзей», «соратников в борьбе» и пр.
Хотя следует отметить, что на бытовом и подсознательном уровне противопоставление и сопоставление все еще имело довольно широкое распространение, что впоследствии было перенесено в академическую и управленческую сферы. Восприятие армян и вытекающее из этого поведение формировались на нескольких уровнях.
Явный – на уровне лозунгов и пропаганды, ориентированных на коммунистические ценности и в целом – показуху, где еще недавние трагические события начали преподноситься в качестве «братоубийственной войны, спровоцированной царизмом».
Показательна сноска к стихотворению Сабира в издании, напечатанном в 1983 году[62].
Написано в связи с армяно-азербайджанскими столкновениями, спровоцированными царизмом на Кавказе в 1905 г., и напечатано в газете «Xаят» с письмом Сабира, в котором поэт откликался на призыв к сотрудничеству, прозвучавшему в газете по случаю начала ее деятельности. «За людей, утопивших в крови» и т. д[g]. Имеется в виду братоубийственная армяно-азербайджанская резня[63].
Или же публичные речи коммунистических лидеров Азербайджана:
Экс-президент Азербайджана Гейдар Алиев: «Товарищи! Вся недолгая, но яркая, наполненная глубоким содержанием жизнь профессионального революционера, многогранная партийная и государственная деятельность Степана Георгиевича Шаумяна – символ беззаветной борьбы за свободу и счастье трудового народа, за торжество идеалов коммунизма. <…> В марте 1918г. мусаватисты подняли антисоветский мятеж в Баку, намереваясь задушить Советскую власть. Благодаря решительным и твердым мерам, принятым большевиками, мятеж был ликвидирован <…>. Большевики Азербайджана, не щадя сил, вели борьбу за развитие социалистической революции вглубь и вширь. Пренебрегая кознями буржуазных националистов, не страшась смертельной опасности, они несли в массы – на промыслы и заводы, в села и уезды – ленинскую правду. И во всех преобразованиях коммуны был титанический труд председателя Бакинского совнаркома. Как образно говорил о нем Султан Меджид Эфендиев, “Степан Шаумян – вдохновитель Бакинской коммуны, ее ум, мозг, знание, мысль… Железная логика речей Степана метко била и громила врагов коммуны. Он – любимый вождь армии нефтяников” <…> Благородный образ Степана Георгиевича Шаумяна – вдохновляющий пример для всех поколений трудящихся <…>. И сегодня мы с гордостью и любовью говорим, что великий сын армянского народа Степан Шаумян – это и сын азербайджанского народа, всех народов Закавказья, всего многонационального и единого советского народа (Бурные, продолжительные аплодисменты)[64].
Латентный – на фоне пропаганды «дружбы», «братства» и «солидарности» использование административного ресурса с явными армянофобскими тенденциями. И именно административный ресурс стал инструментом для самоутверждения в регионе и, в частности, на армянских территориях, стал движущей силой стремления написать свою собственную историю, найти более древние корни, древнюю государственность, определить свою уникальную нишу и вклад в общечеловеческую цивилизационную копилку, а также изменить демографию. И все это опять же в сравнении и сопоставлении с армянами.
Экс-президент Азербайджана Гейдар Алиев: «И в дальнейшем надо создавать такие произведения, чтобы они постоянно, в последовательной форме доказывали принадлежность Азербайджану земель, где ныне расположена Армения. Мы должны сделать это. Мы должны открыть дорогу будущим поколениям[65].
Слова, произнесенные в 1999 году, являются ярким подтверждением преемственности политики, начатой еще в советский период, о чем недвусмысленно признался Г. Алиев:
Экс-президент Азербайджана Гейдар Алиев: «<…> я говорю о периоде, когда был первым секретарем, много помогал в это время развитию Нагорного Карабаха. В то же время я старался изменить там демографию. Нагорный Карабах поднимал вопрос об открытии там института, вуза. <…> Я подумал, решил открыть. Но с тем условием, чтобы было три сектора – азербайджанский, русский и армянский. <…> Азербайджанцев из прилегающих регионов мы направляли не в Баку, а туда. <…> Направляли туда азербайджанцев из окружающих область мест. Этими и другими мерами я старался, чтобы в Нагорном Карабахе было больше азербайджанцев, а число армян сократилось»[66].
Это нашло свое отражение не в словах, а в действиях: сокращение прав и возможностей армян как этнической единицы в пользу расширения таковых у азербайджанского населения. В истории советского Азербайджана это был если не первый, то наиболее вопиющий факт массовой дискриминации, причем вполне осознанный и целенаправленный.
Бытовой – с развитием и прогрессом Азербайджан все более начал разрываться между двумя мирами. С одной стороны Баку с его европеизированной элитой, с ее гибкостью, умеренностью и открытостью, с другой – остальная часть республики, огромный пласт населения, оставшийся на уровне сознания «уммы», с его типичной индифферентностью и безразличием к светской власти, с традиционной практикой послушания и инерционной религиозностью.
Показательный пример распространения бытовой ксенофобии описан в автобиографическом эссе Вахида Гази[67].
«Бабушка рассказывала: «Когда мы были детьми, армяне перебили много тюрков. В то время нас называли тюрками. Они убивали нас повсюду. Отрезали соски женщин, нанизывали на шнурки, бросали в наши окопы как четки. А тех, кто не выдерживал этого и выходил вперед, застреливали. Привязывали на спины людей горячий самовар и заставляли бегать…».
Но бабушка никогда не говорила: ты тоже ненавидь армян! Знаю, слышал, что армяне растят своих детей с младенчества с чувством ненависти к тюркам, азербайджанцам. У нас этого не было. Ненависть связана с памятью. В нашей памяти ненависть не сохранилась».
Примечательно, что при контакте с азербайджанцами, оперирующими «фактами» на основе бытового опыта, любые попытки армянской стороны, которая требовала привести хотя бы один пример, подтверждающий факт воспитания армянских детей в «духе ненависти ко всему тюркскому», остались безответными.
В контексте агрессивной армянофобии особенно показательны свидетельства, рассказывающие о реакции простых азербайджанцев на разрушительное землетрясение 1988 года в Армении.
Генерал Александр Лебедь[68]: «Так относительно спокойно события развивались до 7 декабря. Вечером 7-го по программе «Время» было объявлено, что в Армении колоссальное землетрясение. <…>. В эту тишину внезапно ворвался какой-то звук, точнее, гамма звуков, сливающихся в какой-то один, общий, торжествующий радостный вой, все более усиливающийся. <…> Пытаясь разобраться в природе звуков, я и со мной пять или шесть офицеров вышли на этот балкон.
<…> На противоположной стороне улицы, наискосок от здания райисполкома, стояла большая жилая девятиэтажка. Во всех без исключения окнах горел свет, на всех балконах орали, визжали, улюлюкали, дико хохотали люди. Вниз летели пустые бутылки, зажженная бумага, еще какие-то предметы. Девятиэтажка не была одинокой в проявлении своего каннибальского восторга. Аналогичная картина наблюдалась во всех близлежащих домах. Район светился и исступленно восторженно выл.
Люди , считающие себя цивилизованными , в той или иной степени воспитанные и образованные, многие, надо полагать, верующие, исповедующие заповеди Корана, вот эти все люди в единодушном порыве неприлично, варварски праздновали колоссальное чужое людское горе. Страстно захотелось взять автомат и перекрестить проклятую девятиэтажку длинной очередью. И хоть таким способом заставить опустившихся до уровня гамадрилов людей вернуться вновь в человеческий облик. Сколько добрых, веселых, разумных, радушных людей встретил я среди азербайджанцев! Какие страстные, убедительные речи говорили мне многие из них! Куда они делись, все разумные и добрые, как стало возможным, что все они растворились в этой пене, поддались порыву, степень гнусности которого трудно определить? Это загадка. Вывод из которой — промежуточный и печальный — один: от любой ступени цивилизации, любой высшей общественно-экономической формации до феодализма и даже первобытного стада один, не более, шаг, шаг назад, но один… Надо только создать соответствующие условия, и люди оказываются способными мгновенно доказать, что с дерева они слезли недавно»Глава строительного комплекса Армении Вардгес Багратович Арцруни[69]: «Советский Союз еще существовал, в зону бедствия потек поток помощи со всех концов страны. Азербайджан тоже послал железнодорожный состав с топливом. На цистернах было написано: «Поздравляем с землетрясением! Желаем повторения!» Состав отослали назад, вот тогда стало ясно, что примирения не будет. Такое забыть невозможно. Чуть позже стало известно, что составы с продовольственной гуманитарной помощью, которая шла по железной дороге через Азербайджан, отгонялась на азербайджанских станциях на запасные пути. Холодильники отключались на несколько дней, и, после того как мясо и другие продукты приходили в негодность, состав отправляли в зону бедствия. Вертушки с цементом заливались водой и после 2-3 дней отстоя отправлялись в зону бедствия. Строительное и другое оборудование, груженное на платформы, приходило в районы Армении, пострадавшие от землетрясения, не только с разбитыми стеклами, но и с поломками всего, что можно было выломать (двери, окна и т.д.). А затем началась полная блокада железнодорожного и автомобильного сообщения.
В декабре 88-го в Армении произошло страшное землетрясение, разрушившее целые города, жертвами которого стали десятки тысяч людей. На помощь Армении пришел весь мир – из разных стран сюда отправляли гуманитарные грузы. Грузовые поезда прибывали и из Азербайджана, но только вагоны были заполнены костылями и гвоздями для гробов»[70].
Параллельно существовавшие три системы ценностей, одинаково подогреваемые и поддерживаемые, в конечном итоге привели к внутреннему конфликту в азербайджанском обществе, которое при возникновении первых же конфликтов с армянами проявило себя, согласно насаждаемой «несоветской» идеологии, следующим образом: отомстить, посадить на место, уничтожить.
Закат Советского периода. Независимый Азербайджан
К концу XX века, в условиях развала СССР, армяно-азербайджанского конфликта и фактического поражения в войне, начался процесс очередного переосмысления истории, собственной самоидентификации, сопоставления (или противопоставления) себя армянам, но уже с иных позиций. Армяне здесь предстали уже в совершенно новом качестве – «пришлые», «сорняки, которые необходимо выкорчевать», «раковая опухоль» и пр.
Не будем подробно останавливаться на хронологии конфликта и всех вытекающих из него последствий, а лишь рассмотрим идеологический фон, на котором протекали эти события. Учитывая тот факт, что советская пресса пока еще находилась под цензурой, националистические идеи насаждались через систему «идеолог-потребитель» – на митингах, в самиздатовских листовках и посредством слухов.
Первые митинги проходили под антиармянскими лозунгами певца свободы и патриотизма Халила Рзы Улутюрка:
| Оригинал[71] Bakımızı əzizləyək. Əqrəblərdən təmizləyək! Şölə versin bu ləl, mərcan Ermənisiz Azərbaycan! |
Перевод |
Российский историк Андрей Полонский в своей статье «Ислам и становление национального самосознания в конце 1980-х — начале 1990-х годов» пишет, что «в Азербайджане расслабленного гуманизма было меньше, чем в большинстве республик СССР. Карабахский кризис и нарастающая армянофобия способствовали формированию устойчивого образа врага, который в известной степени повлиял на характер новой идентичности (первоначально агрессивно-победительной)»[72].
Новое дыхание обрели стремление и практическое воплощение идеи уничижения армян и полного отрицания каких бы то ни было связей, сравнений и ориентиров, вплоть до отрицания самого наличия армян в регионе. Новая историография, изобилующая откровенными фальсификациями, заняла свое почетное место в политике насаждения и распространения армянофобии.
Самым излюбленным занятием азербайджанских авторов стало переименование средневековых армянских политических деятелей, историков и писателей, живших и творивших в Карабахе, в албан. Так со временем Мовсес Каганкатваци, писавший на армянском языке, превратился в албанского историка Моисея Каланкатуйского…Та же участь постигла армянского князя Сахли ибн-Сумбата (армяне предпочитали назвать его Сахлом Смбатяном), ставшего не то албаном, не то азербайджанцем[73].
Академик Фарида Мамедова, активно распространяющая миф об албанской (читай азербайджанской) принадлежности Карабаха, пользуясь тем, что азербайджанская аудитория не знает армянского языка, сознательно вводит ее в заблуждение. Так, в своей книге «История Кавказской Албании» в качестве иллюстрации «фальсификаций со стороны армян» ею опубликована фотография плиты с армянской надписью, которая перевернута на 180 градусов[74] и представлена в качестве «фрагмента подлинной (албанской) плиты с церкви в селении Даш Салахлы Казахского р-на»[75]. Надпись видна настолько отчетливо, что ее может прочитать любой человек, знакомый с армянским языком и письменностью, даже без специальной подготовки.
Не останавливаясь на многочисленных противоречиях академика в своих же тезисах[76], отметим лишь, что практика ложного использования своего знания армянского языка и введения аудитории в заблуждение красной нитью проходит через всю ее научную деятельность и академические труды. Так, рассказывая и доказывая принадлежность Гандзасарского монастыря[h], находящегося в Нагорном Карабахе, она применяет уже использованный ранее метод – представление армянского языка в качестве албанского:
Надпись в Гандзасаре я видела в 1978 году, когда была там вместе с азербайджанскими учеными, при сопровождении карабахских армян именно с этой целью. Я ехала туда, уже зная о существовании в Гандзасарском монастыре этой надписи, сделанной по приказу Гасан Джалала, где в частности сказано: «… Я построил этот собор для моего албанского народа» (по албанск. – имагуваницазгн)[77].
Академик, претендующая на знание армянского и «албанского» языков утверждает, что имагуваницазг – албанское слово, тогда как на самом деле здесь три армянских слова: «им» — мой (իմ), «агуаниц» — и Агвана (Աղվանից), «азг»— род (ազգ), объединенные в одно слово «на албанском языке», причем с тем же смыслом. Но самое интересное, что подобной надписи в Гандзасаре не было никогда[78]. Это наиболее яркий пример откровенной фальсификации новейшего времени.
Из учебной программы начали изыматься армянские авторы (в частности, произведения первого народного писателя Азербайджана – Александра Ширванзаде[i]). Из числа произведений азербайджанских писателей начала века, ставших уже классиками азербайджанской литературы, были исключены те произведения, в которых армяне представлены в позитивном свете или звучали призывы к братству и миру (произведения Сабира, Гаджибекова[j], Мирзы Джалиля[k]).
Место просветителей начала ХХ века занимают идеологи и пропагандисты, взывающие к национальному единству, которому мешают армяне.
«Слава героям Сумгаита» – лозунг на многотысячных митингах в г. Баку.
Бахтияр Вахабзаде, народный писатель Азербайджана: «Придет время, и мы осознаем мужество и героизм простых азербайджанских парней в Сумгаите, где было положено начало очищению республики от армянской нечисти»[79].
Немаловажную роль слухов главного пропагандистского оружия во все времена, формирующего линию поведения темных масс, отмечает Арис Казинян в книге «Полигон Азербайджан»[80].
«Показательно , что еще в начале прошлого столетия многие журналисты, миссионеры и дипломаты, работавшие либо в Османской империи, либо в Закавказье, отмечали, что сам факт распространения слухов о случаях насилия над мусульманами со стороны армян – первый симптом грядущей резни, предвосхищение новых армянских погромов. Поражает преемственность не только обрядов насилия, но и предлогов для его совершения. В преддверии каждой армянской резни османы и тюрко-татары распространяли слухи о якобы имевших место в каких-то отдаленных районах избиениях мусульманского населения со стороны «гявуров», об армянских планах по нападению на тюркские кварталы в тех или иных городах.
<…> в 1905г. газета «Тифлисский листок» писала о ситуации в Восточном Закавказье: «В десятых числах августа Арешский, Джеванширский и другие уезды взбудоражил страшный слух: будто армяне у села Ванк напали на мирных кочевников и вырезали много женщин и детей. Триста вооруженных всадников из Агдама двинулись на место происшествия и там удостоверились, что вышла перестрелка из-за семи украденных баранов, убито два татарина, ранено несколько армян. Подобные ссоры случались ежегодно, и гораздо более кровопролитные. Но повод был найден» («Тифлисский листок», 21.08.1905.)[81]
В канун резни в Сумгаите был разыгран тот же традиционный сценарий: в Баку, Сумгаите, других регионах Азербайджана появились люди, рассказывающие об азербайджанских погромах в Капанском (Кафанском) районе Армении, о выселенных соотечественниках.
Подобный сценарий был разыгран также в январе 1990 г. во время резни армян в Баку. Очевидец событий полковник В.Анохин сообщал: «Уверен, что чем фантастичнее выдумка, тем скорее в нее верят люди. Приемы обмана иногда чудовищны. Например, в соседнем районе проходит траурный митинг по одной тысяче погибших в Кюрдамире. Когда я рассказываю об этом кюрдамирцам, они поражены: им-то известно, что здесь нет ни одного погибшего. Однако сами тут же рассказывают о сорока тысячах убитых азербайджанцев в Баку»[82].
В итоге все, что тревожило и вызывало обеспокоенность азербайджанских мыслителей, вместо консолидации вновь стало причиной фрустрации азербайджанской интеллигенции.
Писатель Мирмехти Агаоглу[l]«Мои представления об армянах формировались в сопровождении известного слогана «Кто не сядет, тот армянин». Начались события на центральной площади. Миллионы людей приседали и вставали по этой команде. Как и у взрослых, у нас, у детей тоже был свой слоган:
«Где увидишь армянина, бей по голове ведром». У нас был только один враг. Армянский враг. АзТВ пропагандировало это, в школе учили этому. Армянские дыга[m] – враги. Мы росли внутри этой ненависти к армянам. Государственная система пропаганды преподносила нам армян, как надуманный народ, никогда не имевший государства, как паразитов, как дешевых проституток, паразитирующих на теле других стран. <…> Хочешь знать правду? Последние 20-25 лет твои же историки и пропагандисты учили тебя лжи. Мало того, написанное армянами про себя тоже порядком преувеличено. Поди, теперь разберись, где сказки, а где свет правды. Каждый раз, видя на российских телеканалах армянских актеров, армянских ученых, армянских представителей в других сферах, хоть и злился, но задавал сам себе вопрос: «Если они и впрямь такой малюсенький народ, с которым мы легко справимся, почему везде встречаем их? Почему мы не такие, как они?»
Так постепенно ненависть внутри меня трансформировалась в «комплекс мизерности». И я начал злиться тому, что все это время был обманут».Журналист Фархеддин Гаджибейли[n]: «Почему мы все время терпим поражение? Ни на кого не обижайтесь, только на СЕБЯ, бойкотируйте самих себя.
Никто не влюблен без памяти в черные брови и в черные глаза армян. Они достигли сегодняшнего дня спустя десятилетия упорной работы. Давайте признаем их нашими врагами, будем их ругать, проклинать, но справедливости ради признаем их право на все свои победы, ведь это достигнуто умом и дальновидностью. <…> Теперь давайте скажем по совести, кто более достоин побед? Они или мы?»
С обретением независимости азербайджанские поиски национальной идентичности и консолидации путем насаждения и поддержания в общественном сознании образа внешнего врага – армянина, манипуляции массовым сознанием обрели полную свободу «самовыражения».
