Суть в признании и подчеркнутом уважении офицера к своему противнику. Тому, чему в Азербайджане, к великому прискорбию для себя, так и не научились. Поражение заставило власти поднимать моральный дух армии и общества в целом посредством пропагандистских уловок, посредством придумывания ложных причин своих неудач и стараний всячески принизить противника.
Конечно, пропаганда – неотъемлемый компонент войны, но попытка трансформировать восприятие реалий в умах народа грозит безвыходной беготней в замкнутом круге.

Апрель 2016-го наилучшее тому подтверждение, когда ослепленное верой в «непобедимость» своей армии азербайджанское общество так и не получило вразумительного ответа на вопрос, почему анонсированная 2 апреля «операция по зачистке азербайджанских территорий от армянских сепаратистских бандформирований» уже 4 апреля официально была переименована в «действия по обузданию поползновений врага на новые азербайджанские территории»? Почему хваленая «Яшма» и иже с ней на момент подписания перемирия в Москве не смогли сломить сопротивление «голодных, деморализованных, вооруженных одним автоматом на пять человек армянских срочников»?

Парадоксально, но даже эта, мягко говоря, неудача не заставила Азербайджан в целом пересмотреть свои философские подходы к причинам безуспешности попыток «поставить на колени» Арцах.

После 94-го, дабы как-то избавиться от комплекса пораженчества, в общество начались впрыскиваться слухи об участии русских подразделений в боях на стороне армян, о наличии неимоверного количества оружия у Еревана и Степанакерта, о тысячах прибывших в Карабах бойцов АСАЛА, о финансовой поддержке Запада и т.п. В противоположность тому о самих себе говорилось, что, якобы, Азербайджан оказался одиноким и брошенным всем миром, что равноценного оружия у Баку не было, что города и районы сдавались предателями и что победе помешали внутриполитические распри.

После событий апреля широкое распространение в Азербайджане получил миф о, якобы, вымаливании Ереваном у Москвы модераторства для подписания перемирия, ибо Карабах к тому времени «охватили вселенский ужас и паника». Дескать, Азербайджан был близок к окончательной победе, но в очередной раз мировое сообщество не отдало «сепаратистов» на растерзание.

Таким образом, в Азербайджане никаких уроков из последних событий извлечено не было. И ныне заявления на официальном уровне, анализы экспертов, журналистские статьи, форумные переписки диванных патриотов напичканы одним и тем же клише: о неминуемом блицкриге, о новых закупках сверхсовременного оружия, о высоком боевом духе аскеров и, симметрично противоположно, об ожидаемом поражении армян, устаревшем их вооружении и обуявшем их ужасе.

Поразительно, что будучи вынужденным ежедневно просматривать весь этот бред, лично я за долгие годы ни единожды не встретил констатации факта из уст какого-либо азербайджанского политика или эксперта, что армянские бойцы отлично владеют военным ремеслом и высоко мотивированы. Речь не о комплименте врагу с признанием собственной беспомощности (за что в Азербайджане могут распять), а просто об адекватном восприятии действительности, которое поможет азербайджанскому обществу разобраться в сложившейся тупиковой ситуации. Речь идет о переводе вопроса из области эмоциональных кувырканий в рациональную плоскость.
Иначе говоря, на трезвую голову оценить перспективы слепого оголтелого реваншизма, помешенного на пренебрежении к противнику, что каждый раз заставляет наступать на те же грабли.

В самом Карабахе разговаривать на тему войны не любят. Не потому лишь, что предпочитают не бередить незажившие раны потерь своих близких. Но, главным образом, потому, что война и связанные с ней лишения и чувства уже давно превратились в обыденность для карабахцев. Война для них не кончалась никогда. Все в ней увидено, выстрадано, сказано и пересказано. Страхи пережиты и преодолены. Плевела уродливого ура-патриотического чванства давным-давно отсеялись и отделились от зерен обыкновенной нужды защищать себя, свой дом и свою землю. Защищать молча, будто работая, а не воюя. Война для карабахцев определяется понятием не «геройства», а «обязанности».

Помнится, несколько лет назад на Сарсангском водохранилище я встретил сельчанина лет сорока, удившего в заводи рыбу. Жилистый, с бронзовым загаром кожи на лице и руках он, как памятник, неподвижно сидел на берегу и сосредоточенно смотрел на край удочки с колокольчиком. Я поздоровался, подсел, закурил. Закурил и он, и мы разговорились…  о клеве, о погоде… На вопрос, «как живется», он подумал секунд пять и протянул медленно.

— Слава Богу… конечно, не как в России, но сносно…
— А что, уехать хочешь?

Он опять подумал, загадочно улыбнулся и указал пальцем на противоположный берег.

— Видишь пролесок вон над той заводью?
— Ну?
— Там погиб мой старший брат.

Почему-то мне стало стыдно за, в принципе, невинный мой вопрос. Однако разговор был возобновлен… Опять же о рыбе, о погоде, о том, о сем. И ни слова о войне, о любви к Родине, о патриотическом долге. Потом через пару часов он ушел, предварительно пригласив меня в гости. Я с благодарностью отказался и, оставшись сидеть на берегу, долго смотрел ему вслед. Мне показалась любопытной его манера держать сложенную удочку при ходьбе. Он не носил ее на плече, как обычно делают рыбаки, не сжимал в свободно опущенной руке, а заложил ее за спину и выпятив назад руки, сдавливал под мышками. Так арцахские крестьяне имеют привычку носить за спиной цакат или лопату, а добровольцы в 90-ых – автомат.

Как ни странно, исходы войн зачастую решает несколько иной фактор, нежели соотношение количества мечей, стрел, танков, самолетов, живой силы и т.д. Фактор этот сродни тонкой материи, ибо заложен в самой глубине человеческого естества, в загадке его самопожертвования (упаси Господь от патетики, но иными словами не обошлось). Можно, разбомбив, стереть с лица земли города и села, можно танками разворошить дома, можно железом распотрошить человека, но порвать эту загадочную тонкую материю не под силу никому и ничему.

Именно эту истину упрямо и уперто старается не замечать азербайджанское общество, проецируя свою войну. Оно не видело и не видит фактора в крестьянине, мирно рыбачащим на Сарсанге. Оно не хочет понять, что он сосредоточенно ждет часа, когда возможно, вновь отложит удочку, возьмет под мышки автомат и спокойно, без ура-патриотической шумихи пойдет делать свое дело.

Не видя этого человека, слепое принижение его роли во всей истории карабахского конфликта – есть беда азербайджанского общества, не усвоившего до сих пор базовой философии борьбы.

Уверен, что напоровшись на эти строки большинство чмырей из состава огромного диванно-клавиатурного войска Азербайджана опять набросится с хаяниями на автора, что, впрочем, в лишний раз подтвердит истинность изложенных здесь мыслей.